– Просто испугалась, – всхлипнула Рита.

– Кто убил вашу дочь и бывшего мужа? – задала я главный вопрос.

– Боже… я не знаю… – Марго заплакала.

– Вы кому-нибудь рассказывали об инсценировке? – насела я на Ермакову.

– О! Нет! Нет!

– Может, обсуждали с Прохором аферу по телефону, а кто-то услышал?

– Нет-нет, мы беседовали исключительно наедине. Мне так плохо! Ужасно! Нестерпимо! – заканючила Рита.

– Надежда Васильевна до сих пор не в курсе дела? Вы ей не сообщили правды? Хотя, конечно, я глупость спросила, – пробормотала я.

Рита замерла, потом выпалила:

– Свекровь бы сразу в полицию понеслась! Любе и Проше уже не помочь, а меня бы отругали.

– Отругали, – повторила я. И усмехнулась: – Пальцем погрозили, в угол поставили… Где деньги? Куда миллион долларов делся?

– Не видела его, – всхлипнула Марго. – Я на самом деле спала, когда Любаша уехала. Она мне снотворное в кофе подсыпала, записку нацарапала и подалась к старухе. Я очнулась в районе часа дня…

– А не одиннадцати вечера, как сказали полицейским? – не выдержала я.

– В голове во время допросов все смешалось, – нашла оправдание Ермакова, – плохо мне было… плохо…

– Вы встали. Дальше что? – оборвала я ее стоны.

– Прочитала письмо дочки, пошла в прихожую, увидела, что сумка, с которой Любаша ходит в спортзал, на месте, она совсем старая, а заплечного мешка нет, – пояснила Маргарита. – Еще подумала: надо же, сообразила, что миллион лучше в новом рюкзачке нести. Я его дочке за день до… ну… до… всего этого купила. Мы накануне пошли в магазин за кроссовками, нашли подходящие, Люба увидела рюкзак… он ей так понравился… Стоил дорого, кожаный. Я сначала отказалась его покупать, пожадничала. Любаша меня упрашивала, но я ее увела. Уже дома решила: «Эх, куплю…» Сбегала в магазин снова и принесла. На столе подарок оставила вечером. Представила: Любаша встанет, а рюкзачок ее ждет. Сюрприз. Теперь думаю, хорошо, что на расход пошла, а то бы упрекала себя остаток лет, что дочери перед смертью радость не доставила. Красивый такой рюкзак был, с картинкой… Ну очень дорогой…

– И куда подевался дорогой кожаный рюкзак с миллионом? – не отставала я.

Рита не ответила, схватила Федора за руку, продолжая бормотать:

– Потом я сидела дома… Ждала Прохора и Любашу… А они все не ехали… не ехали…

Я решила разобраться во всем до конца.

– Как Ермаков планировал осуществить передачу выкупа?

Маргарита выпрямилась.

– Дочь должна была оставить деньги в церкви и выйти. Во дворе она сразу увидела бы отца, им предстояло уехать.

Я посмотрела на Риту в упор.

– А доллары?

Ермакова заморгала.

– Ну… они были в рюкзаке…

Я испытала удивление.

– Но, полагаю, Прохор не собирался оставлять капитал в заброшенной церкви? Мало ли кто зайдет туда, еще украдет деньги. Так?

– Наверное… да, – согласилась собеседница. – Мы на эту тему не говорили…

– Взять выкуп в присутствии Любы отец не мог, – рассуждала я. – Или вы все же хотели рассказать девочке правду: похищение – спектакль, вы просто использовали ее?

– Нет! Нет! – замахала руками Рита. – Эта тайна должна была умереть вместе с нами.

– И как Прохор предполагал забрать доллары? – настаивала я. – Миллион не оставить, с собой не унести… Интересная задача.

Рита пролепетала:

– Я не подумала об этом.

– Есть только один ответ на вопрос, – не утихала я. – Судя по всему, у Ермакова был помощник, который и должен был после того, как отец и дочь покинут церковь, взять мешок. Видимо, Прохор доверял этому человеку, раз впутал его в историю ценой в миллион долларов. А подельник увидел прорву денег и решил: зачем отдавать все Проше, мне самому капитал не помешает. У вас с мужем имелся план, как потратить украденное у Надежды Васильевны?

– Создать агентство «Стрела Амура», снова пожениться… – начала загибать пальцы Ермакова.

Я почувствовала головокружение, с языка сорвалось:

– А может, не было никакого подельника? Может, выкуп забрали вы?

– Кто? – ужаснулась Маргарита.

– Вы, – повторила я. – Люба отправилась к бабушке, и вы, поняв, что дело на мази, предупредили об этом Прохора. А сами помчались в церковь. Спрятаться в темных развалинах не трудно. Девочка не осматривала здание, ей было страшно, она швырнула рюкзак и выбежала вон. Вы же подумали: миллион хорошая сумма. И убили…

– Федя, – пролепетала Ермакова, – ты слышишь, что она говорит?

Воротников укоризненно посмотрел на меня.

– Рита совершила много ошибок, расплата за них оказалась суровой, но она не лишала жизни ни дочь, ни Прохора. Марго такое никогда и в голову не могло прийти. Убить себе подобного способен лишь психически больной человек.

– Тогда откуда взялись деньги на агентство «Стрела Амура»? – остановила я любовника Ермаковой, одновременно подумав, что втягивать дочь в чудовищную аферу нормальная мать никогда не станет.

– В дело пошли средства, вырученные от продажи магазина детских товаров, – заявил Федор.

– Но их же не хватало, – напомнила я.

– Эвелина в долю вошла, – прошептала Рита. – У нас общее горе было – моих убили пятнадцатого мая, а у нее любимый от инфаркта рано утром шестнадцатого умер. Лина о нем мало рассказывала, потому что он состоял на секретной работе. В общем, ужасное совпадение. Мы обе в прострации были, потом Эви сказала: «Давай вылезать из пропасти. У меня есть драгоценности, остались от мамы, я их продам, ты свои деньги присоединишь, и откроем агентство». Подруга из обеспеченной семьи, ее родители были богатыми. Спросите Эвелину, она подтвердит. И посмотрите документы – мы совладелицы «Стрелы Амура».

Воротников обнял Риту.

– После убийства родных Марго жила одиноко, потом встретила меня. Она тогда находилась в плачевном состоянии – не могла спать, по ночам бродила по квартире, глотала антидепрессанты. Я быстро сообразил, что у нее стресс, начал задавать вопросы. Ритуля ссылалась на сложности в бизнесе, мол, народ сейчас меньше на свадьбы тратит. Я ей верил, но что-то подсказывало: полной правды о Маргоше я не знаю. Потом ей легче стало, она вроде успокоилась, выглядела счастливой. И вдруг – таблетки, больница… Сегодня утром Рита мне все выложила: «Ты был для меня спасательной шлюпкой, рядом с тобой я почти забыла о том, что натворила, надеялась на счастье. Но когда в агентстве появился Дегтярев, прошлое вновь перед глазами ожило. Прости, Федя, с такой ужасной бабой, как я, тебе лучше дел не иметь. Уходи». Но я никуда не уйду. Найму адвокатов, не дам Маргошу в тюрьму упечь. Она сама жертва. Да, Рита участвовала в обмане Надежды Васильевны, но идея аферы принадлежит не ей, мозговым центром операции был Прохор. Неужели вам не жаль Ритушу? Она же лишилась ребенка!

Мне не хотелось отвечать на вопрос Федора, поэтому я задала свой:

– Чего вы от меня-то ждете? Отпущения грехов? За этим надо идти в церковь.

– Передайте полковнику Дегтяреву наш разговор, уговорите его встретиться с Маргаритой и выслушать ее, но не в служебном кабинете, а на нейтральной территории, – попросил Воротников. – Скажите полковнику, что Ермакова искренне раскаивается в содеянном, понимает, что помешала полиции найти убийцу, ей следовало сразу признаться во всем. Ритуле сейчас очень плохо, она ведь пыталась совершить самоубийство.

– Ладно, – согласилась я, – но сначала пусть Марго ответит еще на кое-какие вопросы. Рита, помните, Прохор в офисе Бонч-Бруевич надавал вам пощечин?

Ермакова потупилась.

– Такое не забудешь.

Я продолжала:

– Вы потеряли самоконтроль, впали в истерику и сказали Екатерине, что знаете про девяносто четвертый год, армию, лебедя и если намекнете об этом Прохору, он из страха будет исполнять все ваши желания. О чем шла речь?

– Не знаю, – выдохнула Маргарита.

Я повернулась к Воротникову.

– Владелица «Мезона» прекрасно помнит слова своей сотрудницы, глупо отрицать, что Рита их произносила.

Ермакова чуть повысила голос: